Валерий Калинкович: «Реформирование судебной системы в Беларуси продолжится»
В Беларуси за последнее время прошла серия правовых реформ. Какой эффект они принесли стране и каждому гражданину? Будет ли развиваться апелляционное судопроизводство? На эти и другие вопросы ответил первый заместитель Председателя Верховного Суда Республики Беларусь Валерий Калинкович.
– Судебная система Беларуси не так давно была реформирована. На ваш взгляд, какие позитивные изменения принесла реформа?
– Фактически после этой реформы полностью обеспечена реализация конституционного принципа разделения властей. Ведь сегодня в судебной системе сконцентрировано решение всех вопросов, которые касаются материально-технического снабжения, кадрового обеспечения судебной системы. Сформирована единая система судов общей юрисдикции, которую возглавил Верховный Суд. В том числе это обеспечивает единообразное применение законодательства. Также поиск возможных законодательных новелл стал более согласованным. Я имею в виду новеллы, которые могли бы улучшить работу судов. Эта реформа – очень важный этап. Мы придаем ему большое значение. Прилагаем усилия, чтобы все решения Президента Беларуси, которые в этой сфере состоялись, исполнялись точно и приносили положительный результат.
– Есть разные мнения по поводу упразднения военных судов. Не возникает ли проблем при рассмотрении дел, связанных с военной сферой? Ведь для этого судье нужно знать воинские уставы?
– Мнения на сей счет могут быть разные, но объективно серьезных проблем с рассмотрением в судах общей юрисдикции дел, которые раньше рассматривались военными судами, пока не возникало. Тем более что в последнее время военные суды рассматривали такие дела, которые раньше рассматривали общие суды, в частности, в уголовном судопроизводстве. То есть ничего принципиально нового в этой части нашей работы не произошло. Нужно еще понимать, что, рассматривая любое дело, каждый судья обязан вникнуть в соответствующую нормативную базу. Поэтому не думаю, что ликвидация военных судов – какая-то трагедия. В целом судебная система справляется с тем объемом дел, который есть.
– Кстати, какова средняя нагрузка на одного судью?
– Более 60 и материалов на судью в месяц – средний показатель. Это достаточно много, но в этом количестве есть дела, которые не представляют особой сложности, не требуют много времени. Но есть и дела объективно сложные. Категории дел разные.
– А как вы относитесь к идее об узкой специализации судов, как, например, во Франции?
– На мой взгляд, у нас найден оптимальный подход к специализации. Она может быть внутренней в пределах каждого суда. Как правило, в крупных судах часть судей занимаются, например, гражданскими делами, а другие – уголовными. Если говорить об экономических судах, то там тоже есть специализация по категориям споров. Вполне возможно, что в будущем мы пойдем по пути дальнейшей специализации и на уровне судов.
Возьмем, к примеру, европейскую систему ювенальных судов, то есть судов по делам несовершеннолетних. В некоторых странах они созданы практически в каждом территориальном образовании. В Беларуси в 2014 году за совершение различных преступлений осуждено около 1 тыс. несовершеннолетних. При этом большинство из них – в столице и областных центрах. При такой ситуации надо ли в каждом районе создавать специализированный суд по делам несовершеннолетних? Наверное, нет. Даже если отдать в его компетенцию и гражданские споры, в которых затронуты интересы несовершеннолетних, то вряд ли такой суд будет загружен наравне с остальными судами. Поэтому сегодня более рациональна и перспективна внутренняя специализация.
– Ранее звучала критика на счет внутренней специализации, при которой административные дела дают молодым судьям, а у них мало опыта.
– Дела по административным нарушениям могут быть разной сложности: и достаточно простые, и специфические, в частности, вытекающие из таможенных правоотношений. Порой они сложнее уголовных. Поэтому внутри отдельного суда руководство должно грамотно распределять специализацию. Естественно, это должно делаться так, чтобы не страдало качество правосудия. Мы даем на этот счет свои рекомендации, и они выполняются. Обратите внимание, что в вышестоящих судах обжалуют менее 1 % постановлений по административным делам. Есть разные оценки этого факта, но мы исходим из того, что, если решение не обжаловано, значит, стороны с ним согласны.
– Каковы перспективы внедрения в судебный процесс элементов новых технологий? Планируется ли, в частности, использовать видео-конференц-связь на процессах по делам об особо опасных преступлениях? В таком случае обвиняемый, который, по мнению правоохранителей, может представлять потенциальную угрозу для окружающих, не обязательно должен доставляться в зал суда.
– В подсистеме экономических судов уже достаточно давно используются такие новые информационные технологии, как видео-конфренц-связь. Там это делать несколько проще, потому что споры с участием юрлиц имеют свою специфику. В гражданских процессах облсуды тоже начинают применять видеосвязь. Я имею в виду рассмотрение во второй инстанции. Человеку дают возможность не ехать из района в город, а общаться с судом дистанционно. Прорабатываются пути внедрения подобных технологий и в уголовный процесс. В Парламенте находится законопроект, который предусматривает допросы с помощью видео-конфренц-связи как на стадии предварительного расследования, так и в ходе судебного разбирательства. Если эти положения станут в итоге законом, конечно, мы будем их использовать в необходимых случаях. Но есть и другая сторона медали. Современные средства освещения судебных процессов неизбежно ставят вопрос соотношения между обеспечением гласности судебного производства и выполнением ряда процессуальных предписаний. Например, у нас во всех процессуальных кодексах написано, что не допрошенные судом свидетели не имеют права общаться с уже допрошенными. То есть, если из зала суда будет прямая трансляция, то соблюсти эту норму закона будет достаточно сложно. Тем более, когда это большой процесс и допрос свидетелей запланирован на несколько дней. В этом вопросе, невзирая на его новомодность, нужно соблюдать принцип разумной достаточности. Применение новых технологий не должно наносить вреда интересам правосудия.
– Верховный Суд уже взял за правило выкладывать в Интернет выжимки из решений по резонансным делам. Может быть, стоит публиковать решения полностью, например, для тех же студентов-юристов?
– У нас есть соглашение с Национальным центром правовой информации (НЦПИ). Мы передаем ряд судебных решений для публикации в Интернете. В некоторых странах публикуются вообще практически все решения. Но насколько актуально публиковать все 60 тыс. постановлений по делам о мелком хулиганстве? Вряд ли это стоит делать. Пока мы публикуем информацию о наиболее значимых для правовой практики ситуациях, о редких примерах. В 2015 году собираемся эту практику расширить. Примерно со второго полугодия начнем публиковать гораздо большее количество судебных решений, чем мы это делали до сих пор.
Публиковать будем самое актуальное и значимое. Не только студенты, но и все желающие со временем могут получить доступ к этой базе данных. Но носителем базы все же будет НЦПИ.
– В Минске начал работу Экономический суд ЕАЭС. Как вы считаете, возможно ли в будущем в ЕАЭС создание аналога Европейского суда по правам человека, который находится в Страсбурге, или Суда Евросоюза, который находится в Люксембурге?
– У Суда ЕАЭС, который есть сейчас, и у суда в Страсбурге разные задачи. Первый из них – это межгосударственное образование, которое должно решать макрозадачи. У судов по правам человека главная задача – это, в основном, разрешение споров между государствами и гражданами относительно объемов ограничений, нарушений прав человека и так далее. Насколько ЕАЭС нужен такой суд? Честно говоря, лично я об этом пока не задумывался. На мой взгляд, лучше так организовать правосудие в каждой отдельно взятой стране, чтобы граждане не были вынуждены ходить в международные суды.
– Не так давно вы в составе белорусской делегации были в Женеве на 22-й сессии рабочей группы по универсальному периодическому обзору в Совете ООН по правам человека. Как там оценена наша судебная система?
– После того, как наша сторона представила доклад, были прения. Представители других стран разделились примерно пополам. Одни в целом одобрили доклад, отметили, что Беларусь предприняла значительные меры по соблюдению основных прав и свобод человека. Была и критика. В частности, акцентировали внимание, что мы не отменили смертную казнь. Наша позиция по этому поводу уже озвучена. Но нужно понимать, что будет еще один этап – осенью эти оценки, которые пока носят предварительный характер, будут сформулированы до конца. Рекомендации, которые прозвучали в Женеве, переданы соответствующим ведомствам внутри страны. Позиция по ним будет высказана несколько позже. Вообще этим занимается МИД. Хочу только добавить, что нашу страну уже хорошо знают в мире, многие относятся с уважением и к Беларуси, и к правовым позициям, которые она занимает на мировой арене.
– В последнее время в Беларуси внесено немало поправок в уголовное законодательство. Как они показали себя в судебной практике (в том числе норма о досудебном соглашении)? Сколько уже прошло заседаний, на которых решался вопрос о заключении досудебного соглашения?
– Есть определенный следственный опыт по досудебным соглашениям. Но серьезной судебной апробации пока не было. Давать какие-то оценки и рекомендации рано. Мне лично еще не известен ни один приговор по делу, где имело место досудебное соглашение. Но ведь поправки содержали и другие позиции. Например, сокращен минимальный срок наказаний в виде ареста. Изменены и другие санкции. По состоянию на 1 мая 2015 г. в соответствии с новым законом были пересмотрены приговоры примерно 1,5 тыс. лиц, осужденных ранее. Из арестных домов освобождено 658 человек. Еще 481 снижен срок наказания в виде ареста. Снижены наказания в виде лишения свободы более чем 200 осужденным. Каждая такая поправка, которая влечет применение правила об обратной силе, затрагивает в той или иной форме значительное число людей как отбывающих наказание, так и уже отбывших.
– Поддерживаете ли вы идею, что наркоманам, которые проходят обвиняемыми по уголовным делам по ч. 1 ст. 328 УК (незаконный оборот наркотиков), нужно предлагать выбор: или колония, или закрытое лечебное учреждение? Речь идет не о наркодилерах, а наркоманах.
– Это сложный вопрос. Практика других стран не дает однозначного ответа. В общем-то, несмотря на применение такого подхода в некоторых странах, проблема наркомании все равно стоит достаточно остро в этих государствах. Здесь многое зависит от личностных установок самого наркозависимого. Если он искренне желает от этого освободиться, то это может сработать. Но если это будет использоваться только для избежания уголовной ответственности, то, конечно, серьезного эффекта не будет. Тем более есть достаточно примеров, когда наркоманы становятся распространителями. Для них наступает уже другая, более серьезная ответственность.
– Может быть, стоит отменить право на бесплатного адвоката для фигурантов по делам по ч. 4 и ч. 5 ст. 328 УК? У них же, как правило, есть заначки с крупными суммами?
– Во-первых, защита эта не бесплатная. Просто есть положение в Уголовно-процессуальном кодексе, оно соответствует всем международным стандартам и никем не оспаривается, по которому обвиняемый может заявить о невозможности оплатить юридические услуги, и ему предоставят адвоката за счет средств бюджета. Поэтому защита не бесплатная. Услуги оплачивает государство. Но если приговор будет обвинительный, то понесенные государством расходы на адвоката взыскиваются с осужденного. Это положение закона – необходимая гарантия реализации права на защиту. Оно должно быть реализовано всегда, несмотря на тяжесть преступления и общественного мнения. Такая гарантия – средство предотвращения необоснованного осуждения. Ни в коем случае от этого нельзя отступать
– Целесообразно ли вводить процедуру медиации в уголовный процесс?
– В Беларуси процедура медиации предусмотрена и в гражданском, и в экономическом процессе. В общем-то не вижу препятствий для введения такой процедуры в уголовном процессе. Конечно, это надо соответствующим образом прописывать в законе. Но главное в том, что мы вообще очень мало объясняем людям, что такое медиация. Если говорить по-простому, то это такая процедура, когда обе стороны соглашаются прибегнуть к услугам посредника, который, наверное, в большей степени должен быть психологом, нежели юристом. Он наводит мосты между конфликтующими сторонами, чтобы они нашли точки соприкосновения и на добровольной основе захотели бы урегулировать конфликт. В гражданском процессе это может быть спор о разделе имущества. Что касается уголовной медиации, то в Западной Европе она состоит в том, что преступник должен осознать: какой вред нанес потерпевшему, как это плохо. Вместе с тем он должен понимать – надо все исправить. Потерпевший, в свою очередь, понимает, что преступник пришел к такому осознанию и не стоит уже настаивать на уголовном наказании, а можно согласиться с определенным способом заглаживания вреда, который устраивает обе стороны. Медиация – это не панацея, но серьезная процедура, которая объективно способствует установлению согласия между членами общества. Ее нельзя понимать утилитарно, как просто средство для того, чтобы добиться от преступника компенсации. Конечно, по делам об убийстве такая процедура не применима. Это могут быть, к примеру, уголовные преступления против собственности, а также нетяжкие преступления против личности, семейные конфликты. Еще раз подчеркну, что речь не идет об особо тяжких и тяжких преступлениях. И еще раз делаю акцент: медиация – не обязательная процедура.
– Удовлетворяет ли вас уровень применения альтернативных лишению свободы наказаний, который есть сейчас? По отношению к каким категориям преступлений нужно применять такие меры наказания активней, а к каким – реже?
– Некоторые международные эксперты отмечали, что наш Уголовный кодекс вообще слишком перегружен видами наказаний. Но, с другой стороны, этот кодекс дает широкие возможности для выбора мер ответственности, прежде всего за нетяжкие преступления. Это нормально. Такое положение вещей позволяет применить к каждому именно ту меру ответственности, которую он заслужил, которая будет способствовать его правопослушному поведению в будущем. Другое дело – какой эффект достигается. А это зависит уже от многих факторов. Если человек получил наказание, не связанное с лишением свободы, очень важно, в какой среде он находится, как на него воздействует общество.
– Каковы перспективы внедрения полноценного апелляционного производства в уголовном процессе в Беларуси?
– Перспективы уже достаточно близкие. В Парламенте есть соответствующий законопроект. Первое чтение, как ожидается, состоится на этой сессии, а второе – осенью. Если документ будет принят, суды второй инстанции при определенных основаниях смогут вносить изменения в приговор, не передавая дело на новое рассмотрение. Кроме того, параллельно разрабатывается законопроект о расширении апелляции в гражданском судопроизводстве.
– После всех реформ, которые проведены, можно ли сказать, что у нас создана своя особенная система, которую уже нельзя отнести к континентальному праву? Или континентального права как такового больше не существует?
– Этот вопрос больше по адресу к нашим ученым-правоведам. Нам приходится решать более прикладные проблемы, а как его называть с точки зрения глобального права – это уже следующий вопрос. Однако мы не можем не видеть, что процессы, которые идут в мире, постепенно сглаживают кардинальные различия между классическими школами континентального и островного права. Хотя прецедентное право нашей системе пока не знакомо. Но задача не в том, чтобы определить свою правовую систему и замкнуться. Нужно изучать зарубежный опыт. Современные информационные технологии позволяют воспринимать и адаптировать некоторые элементы зарубежных систем. И дело не в том, к континентальному праву они относится или нет. Главное, подходит ли элемент к нашим реалиям, какой будет эффект. Не нужно слепо копировать чужой опыт, а надо преломлять его на нашу действительность. Наша система, кстати, по сравнению с некоторыми другими не так формализована. В иных странах нужно обращаться к юристам больше, чем у нас.
– Может быть, это и неплохо, если к юристу обращаются чаще?
– Сегодня крупные компании не заключают сделки без серьезной правовой проработки. Но это вполне применимо и к обыденной жизни. У нас, к сожалению, советоваться к юристу идут не до свершения какого-то факта, а после, когда уже поздно. Практика, особенно в сфере гражданских споров, показывает, что расходы на участие в судебном процессе намного выше, чем плата за предварительную консультацию у адвоката.
(фото – БЕЛТА)
