За нарушение каких правил содержания домашних животных их владельцы платили штрафы в дореволюционном Минске?

В ответе за тех, кого приручили

В 1890 году Минская городская дума приняла ряд обязательных постановлений. Среди них были те, что регламентировали обращение с домашними животными. Губернский Минск — преимущественно частная одноэтажная застройка. В большинстве домовладений было подсобное хозяйство. Держали свиней, коров, овец, птицу.

Горожане обязаны были сообщать полиции или пожарным, что по улице ходит безнадзорная домашняя скотина. Если на месте не удавалось выяснить, с какого двора она убежала, то стражи порядка ее «арестовывали». Беспризорный скот приводили на территорию пожарной части на углу Торговой улицы и Монастырского переулка (ныне улицы Зыбицкая и Кирилла и Мефодия). Там был загон для животных, где они ожидали, когда за ними явятся нерадивые хозяева. Такса за содержание на пожарном дворе лошади или коровы была 50 копеек в сутки плюс 20 копеек за прокорм. За день пребывания здесь свиньи, козы или овцы приходилось выложить 30 копеек за содержание и 20 — за корм.

Если же в течение трех дней законный владелец не являлся, то животное продавали с публичного аукциона.

Если свиней и птицу можно держать взаперти, то коров и лошадей необходимо пасти. В городе пригодных для выпаса участков не было, поэтому всех буренок пас­тухи ежедневно выводили на выгон. Городской, или Комаровский, выгон располагался между современными улицей Кропоткина и проспектом Независимости. Законом было предусмотрено, что животные, которых ведут туда, не беспризорные. Так что городовые, полиция и дворники в утренние и вечерние часы прогона даже помогали пастухам вернуть отбившуюся от стада буренку.

Озаботилась городская дума и забоем скота. С 1890 года запрещалось это делать на частном подворье. Коз, коров, свиней и овец необходимо было отправлять на городскую скотобойню. Она располагалась в районе пересечения современных улиц Аранской и Маяковского. На ее оборудование город потратил 85 тысяч рублей. Всех животных осматривал ветеринарный врач.

Такса на убой была такова: крупный рогатый скот — от 75 копеек до 1 рубля, 50 копеек — за свинью, 20 копеек — за убой телят, коз, баранов, 5 копеек — за поросят и козлят. Последних разрешалось забивать и на частном подворье.

Деньги от продажи бесхозной скотины, за вычетом сумм пожарному двору «за сбережение и прокорм», поступали в городскую казну на хранение. Их возвращали хозяину проданного животного. Этим правилом часто пользовались самые бедные горожане, не имевшие свободных средств на выкуп задержанного животного.

Страховка для болонки

Огромное внимание в дореволюционном Минске уделялось контролю за собаками. «Друзей человека» в городе было неимоверное количество: от дворняг, охраняющих дома, до карманных болонок, которых обеспеченные горожанки заводили, следуя моде. Хозяева и тех, и других платили специальный сбор за право содержания собаки. В 1909 году он составлял рубль в год с каждого пса. Владельцам выдавался номерной жетон, свидетельствовавший об уплате. Большинство платило исправно. Это была страховка от собаколовов, их в те времена называли гицелями.

Каждый день гицели отправлялись на отлов бродяг, но справиться с проблемой не могли. Собак в намордниках и ошейниках, праздно гуляющих по городу, ловили сетками и затем тщательно осматривали ошейник. Хозяева часто помещали рядом с жетоном об уплате сбора записку с домашним адресом. Опознанных собак гицели обычно возвращали хозяевам. Если не удавалось установить, чей пес, его отправляли в собачий приют. Там животные содержались некоторое время. Если хозяин приходил за своим домашним любимцем, то должен был оплатить по 30 копеек за каждые сутки его пребывания в приюте.

Собака бывает кусачей

Минские улицы и площади несколько раз в год становились теа­тром военных действий между бродячими псами и гицелями. Горожане попеременно вставали на защиту то одной, то другой стороны. Стоило бродячей собаке, особенно бешеной, напасть на прохожих, они требовали очистить улицы от таких четвероногих.

Тут уже привычной сеткой не обойтись. Однако травля бездомных собак ядом была крайней мерой. К ней прибегали только в тех случаях, когда популяцию дворняг не удавалось контролировать и они, сбившись в стаи, нападали на горожан. Такие же экстренные меры принимались для борьбы с распространением бешенства. Но, когда гицели выходили на улицы с отравой, горожане тут же становились на защиту барбосов.

Поэтому в 1890 году городские власти издали «Инструкцию для уничтожения бродячих собак в городе Минске».

Во-первых, было регламентировано время работы гицелей — рано утром, пока горожане спят. С мая по сентябрь — не позже 6 часов утра, а с ноября по март — не позже 8 утра. В сентябре, октябре, марте и апреле — не позже 7 часов утра.

Во-вторых, было запрещено проводить травлю по всему городу. В один день гицели могли это делать не более чем в двух из пяти полицейских частей Минска, определенных полицмейстером. Помимо этого, они заранее должны были предупредить горожан об этом особыми объявлениями.

Во избежание возмущений общественности городская управа предписывала приступать к травлению лишь в присутствии городового, специально приставленного к собаколовам. Это и контроль за надлежащим исполнением гицелями своих обязанностей, и защита их от нападок сердобольных горожан.

Гицель с лотком рубленых мясных котлет выходил на городские улицы и искал бродячих животных. Заметив пса, пытался приманить его небольшой порцией мяса. Это делалось еще и для того, чтобы собаколов мог внимательно рассмотреть животное. Травить домашних питомцев строго запрещалось.

Только хозяин мог пригласить гицеля к себе во двор и проследить за отравлением своего пса. Это правило было введено после многочисленных разбирательств, когда собаколовов использовали в корыстных целях. Многие дворники и квартиросъемщики имели зуб на домашних питомцев своих домовладельцев или соседей, которые своим лаем мешали спать. Деликатным решением данной проблемы были котлетки гицелей.

Нарушение правил истребления бродячих собак строго наказывалось: в первый раз — выговором, во второй — денежным штрафом в размере, определенном полицмейстером, а в третий раз — увольнением со службы.

2 февраля 1911 года по ходатайству губернского инспектора доктора Урванцева открыта Пастеровская станция. Она располагалась на Садово-Набережной улице (ныне это район набережной в парке имени Янки Купалы). На станции занимались изготовлением вакцины и делали прививки против бешенства, проводили диагностические исследования животных на наличие бешенства. До этого дня минчанам, укушенным бешеными животными, приходилось отправляться на лечение в Вильно.

Роман Дмитриев, «Минский курьер» от 26 апреля 2016 г.